Джафер Сейдамет: «Отдельные воспоминания». Часть 33

1 сентября 1889 года (13 сентября по новому стилю) появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии публикуют уникальные мемуары Сейдамета.

Продолжение. Предыдущая часть здесь.

Османец – тюрок – татарин

В этот период письма и газеты, пришедшие из Стамбула, удивили меня и глубоко потрясли. Слова: «Татарская кровь, которая время от времени смешивалась с московской кровью, подтолкнет русское племя к еще большей кровожадности», – сказанные Абу-з-Зией Тевфиком Беем, да покоится он с миром, в статье, опубликованной в № 548 газеты «Tasvîr-i Efkâr» [«Отражение взглядов»], вызвали бурление среди крымских студентов в Стамбуле. В это же время [Мардирос] Минакян поставил в своем театре в [квартале] Шехзадебаши некую пьесу, в которой Тамерлан был изображен в крайне дурном свете, а также хулились татары. В знак протеста наши студенты посрывали театральные афиши и рассыпали в театре вещество с неприятным запахом, вызывающее кашель, а также, устроив беспорядки на сцене, помешали спектаклю. Некоторых арестовала полиция. Другие наши студенты пошли в типографию «Tasvîr-i Efkâr» в [квартале] Диванйолу, разбили в ней окна и также были арестованы.

Юсуф Акчура также занялся этим делом, но хотя он выразил желание провести выступление в Шехзадебаши, чтобы прояснить этот вопрос, полиция согласия не дала. Через неделю разрешение удалось получить, и на этот раз выступление состоялось в театре «Şark» [«Восток»].

Спор разворачивался не только между газетой «Tasvîr-i Efkâr» и Юсуфом Акчурой. Газета «Tanin» [«Отклик»] выступила против Абу-з-Зии Тевфика Бея. В свою очередь, в журнале, издаваемом Тевфиком – «Mecmua-i Ebüzziya» [«Журнал Абу-з-Зии»] – в 94 выпуске за 1329 [1913] год содержалось краткое изложение текущей полемики, и давался ответ на аргументы «Tanin».

Абу-з-Зия был ярым сторонником османизма. Он зашел так далеко, что говорил: «Как можно утверждать, что османы – из того же рода, что и татары, а татары из того же, что тюрки?» и «Предки бухарского народа – это арабы, которые некогда завоевали эти территории». Когда же речь шла о цивилизационном развитии, он писал: «История учит нас, что в прошлом Бухара и Самарканд были развитыми, могущественными, прекрасными странами…, в которых процветали знания и умения. Однако те, кто создал величие и процветание в этих странах, привел к появлению просвещенных слоев, те мудрые мужи, как вновь говорит нам история, – пришлые из арабских и персидских стран…». В продолжение рассуждения утверждая, что [ученые] Аль-Фараби и Ибн Сина, поскольку писали свои произведения на арабском, не могут считаться тюрками, он подчеркивал: «…сообщество добродетельных мудрецов не признает их тюркскими улемами». Он продолжает свое рассуждение так: «Мы считаем знаменитого Халима Герая из рода ханов Крыма поэтом не татарским, но османским, подобно и Кырыми Рахми таким же признаем творцом. Поскольку язык их поэзии – изящнейший и ярчайший османский язык, этих поэтов ни за что нельзя признать татарскими. Точно так же жившего в Туркестане четыре столетия назад Алишера Навои, поскольку он писал стихи на чагатайском наречии тюркского языка, мы равно не можем признать нашим». Наконец, он делает вывод: «Акчура Бей, если ищет единства между тюркскостью и татарскостью, найдет своим противником не нас, а правду».

В то время, когда я и так был озабочен слухами об ожидаемой войне, эта полемика поразила меня. В Библиотеке Святой Женевьевы я нашел несколько книг – переведенных на французский язык произведений древних китайских историков, хранившихся в библиотечных подвалах. С особого разрешения я получил эти работы, прочитал их и сделал записи о турецко-татарских проблемах. Дополнительно еще несколько недель уделив анализу других исторических произведений, я подготовил текст на тему, бывшую предметом полемики, и отправил друзьям из Общества крымских студентов в Стамбуле.

В те дни, когда мою голову занимала ожидаемая война и революция в России, а с другой стороны – мысли о том, что мы сможем сделать для Крыма в этой суматохе войны, эта турецко-татарская полемика показалась мне крайне неуместной и болезненной.

Российские революционеры

Напряженная политическая атмосфера также отразилась на нервах молодежи. В том году особенно, чаще, чем в другие периоды, политические митинги и вообще деятельность социалистов сталкивались с резкой критикой правой и монархической прессы. Это, в свою очередь, приводило к бурлению молодых сторонников социализма, которые организовывали демонстрации в том году чаще, чем когда-либо прежде.

Я считал участие во встречах, организованных россиянами, более важным, чем в собраниях социалистов. Я считал очень важными дискуссии с моими еврейскими друзьями и отслеживание российской прессы. Я вел долгие разговоры и споры с Джелялом Коркмазовым. Поскольку мы вместе ходили на множество встреч, то потом, естественным образом, спорили по каждому поднятому там вопросу. Мы признавали, что вероятность революции в России возросла, и поэтому Джелял, хотя он все еще считал анархистскую мысль за идеал, принял, что ее невозможно осуществить, и желал, чтобы государственным аппаратом завладели коммунисты.

В свою очередь, считая, что самые широкие права в национальном аспекте будут предоставлены социалистами, я поддерживал их и хотел, чтобы именно они добились успеха. Моим желанием было, чтобы социалисты-революционеры победили. Я не верил, что большевики смогут взять власть в свои руки. Что касается меньшевиков, то я наивно полагал, что благодаря победе социалистов-революционеров значимость национальных прав будет признана, а меньшевики будут верны своей программе, и поэтому я поддерживал их. Но все же большевистская программа четко устанавливала, что не только будет признан принцип, согласно которому каждая нация сможет определять свою судьбу, но и то, что нации, если захотят, будут иметь право отделиться от России. Но поскольку большевики в то время не играли существенной роли в эмиграции и в международном социалистическом движении, я не верил, что они смогут получить власть и удержать Россию в своих руках.

После того, как большевики пришли к власти, надежды, возлагаемые на эти различные политические программы, оказались огромной ошибкой. К сожалению, в то время я верил в святость принципов, ради которых люди жертвовали своей жизнью, я полагал, что каждый воспринимает их так же, как и я. Я ничуть не сомневался в этом.

Осенью 1913 года немецкая делегация под руководством генерала Лимана фон Сандерса прибыла в Стамбул для реформирования турецкой армии. Хотя английский адмирал [Артур] Лимпус и ряд английских офицеров служили тогда на османском флоте, российская пресса и российские политические круги сочли появление немцев очень важным вопросом и выказали раздражение, считая этот факт началом германо-турецкого союза. Такое отношение царизма, который всегда выказывал раздражение, когда речь шла об экономическом и особенно военном развитии Турции, доказывало, что Россия хочет, чтобы Турция оставалась слабой и, в конце концов, пала. На этот раз российская пресса с ее без удержу оскорбительными статьями открыто давала это понять. Россияне трактовали эту ситуацию как стремление немцев занять Проливы и как враждебный России акт.

После Балканской войны финансовое положение Турции было чрезвычайно тяжелым. Предполагался кредит из Франции. Однако Франция, которая страдала от заключения союза с Россией, не была в состоянии оказать Турции финансовую помощь. Французские газеты, кроме социалистической прессы, по правде говоря, не публиковали антитурецких статей, но и не поддерживали Турцию.

Талаат Бей в Ялте

Атмосфера беспокойства, которая установилась в 1913 году, не переменилась также весной 1914 года. Центральные державы и Антанта всеми силами пытались укрепить заключенные друг с другом пакты и усилить контакты. Весной 1914 года, когда в Европе стало ощущаться веяние войны, новости из Ливадии о посещении министром внутренних дел Турции Талаатом Беем и [бывшим военным министром] Иззетом Пашой царя, которому высокопоставленные турки передали приветствие султана [Мехмеда V] Решада, вызвали в общественном мнении весьма положительное впечатление.

Из письма, которое я получил из Крыма, я узнал, что наши были очень рады прибытию яхты «Ertuğrul» из Турции. Талаат Бей, Иззет Паша и сопровождавшие их офицеры говорили с нашими людьми, позволили им посетить корабль и даже пришли на прием, организованный в их честь татарской молодежью в городском парке. Позже я был свидетелем того, как много раз об этом событии с энтузиазмом рассказывали в Крыму… Особенно наших удивило, как привезенные царю в подарок от султана арабские лошади ели рис. Чего только не рассказывали о красоте этих лошадей, об их длинных хвостах, тонких ногах, с чем только не сравнивали этих рысаков… Люди в восторге говорили, что просто смотреть на этих лошадей – безграничное удовольствие, не говоря уже о том, чтобы сесть на них. Лошадей не выводили за пределы Ливадии.

Большим событием в этих историях была поездка Талаата Бея и Иззета Паши из Ливадии в Алупку, когда высокопоставленные гости приветствовали татар, во множестве толпившихся у кофеен в деревнях вдоль дороги. Свидетели этих событий не могли удержаться и не рассказывать об этом каждому – таким способом они делились своей радостью. Однако визит турецких деятелей в Ливадию не стал событием, которое смогло бы успокоить воинственную атмосферу в Европе.

Продолжение следует.

Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.